Делия Эфрон: Всё важно. Особенно любовь | Nastroy.net

04.06.2017 13:11

Делия Эфрон — известная американская сценаристка и писательница. В своей недавней публикации для New York Times она совершает своеобразный «камингаут» — впервые рассказывает о том, как снова вышла замуж в 72 года и победила рак.

"Сначала мне казалось, что я внутри романтической комедии. Мне ли не знать — я романтическими комедиями на жизнь зарабатываю. Например, вместе с моей сестрой Норой мы написали сценарий фильма «Вам письмо». Я специализируюсь на том, как люди влюбляются друг в друга.

Вот как это произошло со мной:

В августе прошлого года я написала газетную статью о том, как пыталась аннулировать контракт своего покойного мужа с мобильным оператором и прошла все круги ада. В октябре я получила электронное письмо от человека, который прочел мою статью. Он писал, что когда нам было по 18 лет, нас познакомила моя сестра Нора. Она тогда работала в Newsweek, а он был стажером. И у нас, утверждал автор письма, было целых три свидания.

Все эти события происходили, на минуточку, 54 года назад. «Мы ходили на футбол. Шел снег», — напоминал мне Питер, когда я в своем ответном письме призналась, что абсолютно ничего не помню.

Теперь он — психотерапевт, юнгианский аналитик, живет в Сан-Франциско.

Мы обнаружили удивительные совпадения. Он, как и я, пытался отключить телефон своей умершей жены от мобильного оператора, только это был другой оператор. Их последняя совместная поездка была на Сицилию, в Сиракузы. Мой последний роман называется «Сиракуза», там происходит все действие. Питер сказал, что роман отличный. Он знает, как завоевать писательское сердце.

«Давайте еще пообщаемся? Я был бы рад», — писал он.

Клянусь, мне совершенно не хотелось снова встречаться с мужчиной, и уж тем более — раздеваться перед ним. Мне 72. Я довольна своей жизнью. У меня хорошие друзья. В прошлом — отличный брак.

И все равно, стоило Питеру раскрыть объятья, как я в них упала.

Разумеется, вначале я его погуглила.

Пройдя несколько раз по ложному следу, я, наконец, нашла его в сети. Он оказался автором двух книг о сексуальной эксплуатации. Он выступал в судах в защиту пострадавших женщин. Активист-феминист, вот так сюрприз! Еще я узнала, что он недавно прошел пешком весь Гранд-Каньон. Потом мне попались фото — он в байдарке и отлично выглядит.

Я посоветовалась со своей подругой Джесси, у нее светлая голова. Я показала ей письмо от Питера, оно ей понравилось, поэтому я решила написать ответ, очень изящный. В нем я ненароком обмолвилась, что хожу пешком только до Гринвич-Виллидж за пирожными. Питер мне нравился, но к каньонам я не подойду ни за какие коврижки.

Прошло несколько дней, и мы уже строчили друг другу по три-четыре письма в сутки. Я решила, что нет никакого смысла что-то приукрашивать, поэтому писала довольно откровенно: о своей жизни, о потере мужа, о том, как сложно было выжить после нее. Он отвечал откровенностью на откровенность.

В письмах мы выворачивали свои сердца наизнанку, совсем как Джо Фокс и Кэтлин Келли в фильме «Вам письмо». А может, это было повторение «Неспящих в Сиэтле», ведь между нами лежал целый континент, а мы были на противоположных берегах?

Прошла еще пара недель, и он написал то, чего я ждала и боялась: «Делия, давай созвонимся».

И вот мы уже висим на телефоне целые ночи напролет. Никакого FaceTime или Skype, просто обычный телефонный звонок, как во времена нашей юности. Он поехал в Неваду агитировать за Клинтон — мы проговорили четыре часа, пока он ехал туда, и четыре обратно. Я не могла думать, писать, спать. Я обнаружила, что влюбилась. Как такое возможно, мне же 72? А потом Питер сказал: «Делия, нам надо встретиться».

В следующие выходные он прилетел в Нью-Йорк.

Перед нашим свиданием я сделала фантастическую укладку. Мучительно придумывала, что надеть. А за ужином не могла связать двух слов. Дошла до того, что спросила, какой у него любимый цвет. Мой мозг просто парализовало: с одной стороны Питер, а с другой — призрак покойного мужа, который, конечно, был бы рад моему счастью, но все же.

Когда мы вышли из ресторана, Питер поцеловал меня. Это было на углу Бауэри и Хьюстон, я запомнила на всю жизнь.

На следующее утро я запаниковала. Мы должны были встретиться в парке Вашингтон, но я решила не ходить. Я позвонила Джесси: «Я не могу! У него рюкзак!»

«В Северной Калифорнии все мужики с рюкзаками ходят», — сказала она. — А ну отправляйся в парк, живо!»

Мы с Питером сидели на скамейке и разговаривали несколько часов подряд. Мне было страшно. В нашем возрасте смерть уже сидит рядом, стоит руку протянуть — и коснешься. Я помню, как произнесла слова, которые люди обычно говорят, но не слишком в них верят: «Никто не должен второй раз переживать то, что выпало каждому из нас. Если я заболею, я разрешаю тебе уйти от меня».

Питер сказал: «Я так не смогу».

Это была не романтическая комедия.

Как и положено в нашем возрасте, я выложила всё. Я рассказала, что в моем костном мозге есть атипичные клетки, которые обнаружили у меня семь лет назад. Каждые полгода я хожу на прием к доктору Гейл Робоз, которая возглавляет программу по лечению лейкемии. Она берет у меня кровь и говорит, что все в норме. Но Питера это не отпугнуло.

Прошло несколько недель с нашей первой встречи. Мы путешествовали, к Гранд-Каньону тоже съездили. А потом я пошла сдавать кровь. Это было 9 марта. В этот раз оказалось, что у меня лейкемия.

Это был острый миелолейкоз, агрессивная форма. Через неделю доктор Робоз назначила мне химиотерапию препаратом CPX-351, который только проходил клинические испытания и еще не был одобрен FDA.

Лейкемия. Острый миелолейкоз. От него умерла моя сестра.

Но доктор Робоз сказала, что у разных пациентов мутировавшие клетки ведут себя по-разному. Мои вели себя не так, как у сестры, и Робоз считала, что экспериментальное лекарство может мне помочь. Именно поэтому меня включили в программу.

Я была ей благодарна, но как же мне хотелось, чтобы это лекарство или какое-то другое помогло бы моей Норе, пока она была жива. Мне ее очень не хватает, чем дальше, тем больше.

И совсем как моя сестра, я начала врать. Я врала людям, которых люблю. Людям, с которыми работаю. Выдумывала причины, по которым сценарий не готов к сроку. Сочиняла, почему не пришла на встречу. Я совершенно не умею врать. Я просто говорила первое, что взбредет в голову. Я даже приписала себе глазную болезнь, которая была у моей подруги. Я полагала, что стоит мне рассказать одному человеку, и о том, что я больна раком, тут же узнают все. Газеты напишут: «Ее сестра умерла, и она тоже умирает».

Я должна была уберечь в себе надежду.

Питер прилетел сразу же, как пришли плохие новости. Он сидел у меня кухне, мы завтракали, и тут он говорит: «Мы должны пожениться». И встает из-за стола.

-«Ты выйдешь за меня?»

-«Да».

Это было очень непрактично. В понедельник мы подали заявление и купили кольцо. Во вторник я легла в больницу.

Мы сказали доктору Робоз, что хотим пожениться, и она помогла нам организовать и свадьбу тоже. Мы прочли клятву, которую написал Питер — она была вся про чудеса — и преподобный Фокс, больничный священник, объявил нас мужем и женой в столовой на 14-м этаже. Я к тому времени уже прошла один курс химиотерапии, оставалось два.

Питер взял отпуск и поселился в моей палате. Ни одной минуты он не сомневался в положительном исходе. Ни единой. Когда долго лежишь в больнице, дни превращаются в бесконечный тоннель, по которому идет вереница медсестер, несущих тебе лекарства, берущих у тебя кровь, подающих тебе обеды, которые ты не хочешь есть. Ты заставляешь себя ходить, держась за стены, чтобы не ослабеть окончательно. Страх и надежда борются в твоем сердце и в твоем разуме. По вечерам, лежа на больничной койке, я видела, как напротив на кушетке лежит Питер с книгой в руках и смотрит, как я засыпаю.

Через 25 дней меня выписали. Мне сделали биопсию и официально объявили, что у меня ремиссия.

Ремиссия. Какое замечательное слово.

Через неделю я снова начала писать. Мы с Питером сходили в оперу. Но я по-прежнему избегала родственников и друзей. Когда я встречала дорогих сердцу людей, я рассказывала им о своей жизни всякие небылицы (я даже скрывала свой брак, не знаю, как это объяснить).

Наконец, эта секретность стала для меня непосильной ношей. Она меня изолировала. Она стала мне мешать.

Я очень надеюсь, что FDA одобрит это лекарство. Оно должно быть доступно каждому, кому оно может помочь. Я обязана это написать.

Я смотрю на Питера и не могу поверить в чудо, которое с нами произошло. Разумеется, мы должны сказать спасибо моей сестре Норе. Ведь это она 54 года назад поняла, что мы созданы друг для друга. Как хорошо, что Питер читает New York Times! Как хорошо, что у него такое большое сердце! Я говорила, что от пилюль CPX-351 не выпадают волосы? Наверное, нет, ведь это не вопрос жизни и смерти. Но лысеть, знаете, совсем не сахар. Волосы — это важно. Всё важно. Особенно любовь. опубликовано econet.ru

 

@ Делия Эфрон

Источник