Покосившийся забор бросал тень на молодые кустики крапивы, которые жадно разрастались. Пожилая женщина взяла тяпку, надумав пройтись по отдельным островкам травы. Стояла она спиной к калитке, а за калиткой небольшой дворик, за ним невысокий забор, отделявший от улицы.
— Здравствуй, мать, — явственно услышала она за спиной. Так и замерла с тяпкой, вслушиваясь, показалось или нет. Надо бы повернуться, а тело словно сковано, — так разволновал голос.
Снова тишина и только небольшой ветер треплет веревку с прищепками. Она поворачивается медленно, неуверенно… вот сейчас убедится, что послышался голос и снова займется огородными делами.
Из-за забора выглядывал мужчина, возвышаясь над ним почти по самые плечи. Она прищурилась, вглядываясь, теперь уже точно зная — не послышалось. Пошла к калитке медленно, открыла и увидела рослого мужчина, одетого по рабочему. Волосы с проседью, слегка взлохмаченные, торчали из-под кепки.
— Может подлатать чего надо, сарайку, забор… недорого возьму.
Женщина молчала, вглядываясь в черты лица. «Немая что ли», — подумал он. — Я говорю: сарай могу отремонтировать, или крыльцо, — короче по дереву я, вот и инструменты есть».
Она посторонилась, пропуская его: — Плотничаешь, милок? – Наконец подала голос пожилая женщина.
— Ага, плотничаю, кому кухню, кому крышу…
— Забор мне поправь, сынок, — она показала на небольшой огород, — вот в том месте доской подперто, почти падает. Вон, у завалинки, доски лежат.
Он «схватил взглядом» фронт работать: «Недорогой заказ, — подумал шабашник, — ладно, хоть так».
Работал без перерывов, только вот гвоздей не рассчитал. – Есть тут какие-то, глянь, может, сгодятся, — хозяйка проводила к дощатой избушке, назвав ее старой кухней. Там, на полу, в полумраке, стоял деревянный ящичек, больше похожий на чемоданчик с крепкой ручкой. Шабашник сразу его заметил и стал разглядывать инструменты, хранившиеся в нем: ножовки, рубанок и еще много чего для плотницких работ. Инструмент был добротный, хоть сейчас в работу. «Хорошая вещь, — подумал мужчина, — с советских времен, наверное».
— Вот тут погляди, — сказала хозяйка и скрылась в доме.
Он повертел в руках «плотницкое добро», взглянул на пустынный дворик, сразу поняв, что живет женщина одна. «Вот зачем ей это, все равно валяются без дела…» Он взглянул на забор, за которым росли кусты сирени. В голове появилась мысль: «Кинуть ящик за забор, она все равно не увидит. Вышел за ограду, прихватил и несешь как свое, — кому какое дело. Все одно бабке они не нужны».
Дверь скрипнула, — хозяйка вышла из дома. Шабашник поставил на пол ящик с инструментами, с досадой подумав, что не успел.
Названную сумму пожилая женщина отдала беспрекословно. Она отсчитала сухонькими пальцами несколько купюр и подала их шабашнику. Он кивнул, промолчав. Попрощавшись, направился к калитке.
— Постой, сынок. Пойдем со мной. Она провела его к той же старой кухне, и, указала на ящик с инструментами: — Возьми, тебе пригодятся.
Мужчина недоверчиво посмотрел на хозяйку. – Бери, бери, чего им стоять. А так хоть в работе будут, все же память о сыночке. Сына моего погибшего Сереженьки инструмент этот. Уж десять годов прошло, — она вздохнула тяжко. – Тебя-то как зовут?
Горло сдавило, и он охрипшим голосом произнес: — Сергей.
Она смотрела на него, и в глазах можно было прочитать всю несказанную печаль. – Хорошо, мать, возьму, — ответил он.
Уже за калиткой повернулся к ней и сказал еще два слова: — Спасибо, мать.
Она еще долго смотрела вслед, потом вернулась в огород, а в ушах так и звучал голос: «Здравствуй, мать». И хоть родной сын всегда называл «мамой», все равно ей показалось, как будто голос сыночка услышала, — такой похожий, такой родной. Долго она еще будет вспоминать звуки этого голоса, истосковавшись по словам: «Здравствуй, мама».
А мужчина шел, держа в руках тот самый ящичек с инструментами, и пытался избавиться от стыдливой мысли, что поначалу хотел их украсть. «Ничего, — подумал он, имея ввиду покойного сына старушки, — мы еще поплотничаем, тезка, будет и о тебе добрая память надолго.
Татьяна Викторова