1848
5
21 августа известный поэт Юрий Энтин отметит юбилей – ему исполнится 85 лет. Но он не собирается уходить на покой, наоборот, осваивает новые горизонты, даже собирается покорять Интернет. Правда, к такому решению он пришел из-за невостребованности своих стихов на телевидении или радио. Автор сокрушается, что там никому больше не нужны детские песни, поэтому он станет исполнять их сам на камеру и выкладывать ролики в Сеть. Перед юбилеем поэт дал большое интервью, в котором поделился воспоминаниями и мыслями о жизни и творчестве.
Какие воспоминания у вас сохранились о раннем детстве в Москве? Вы ведь коренной столичный житель?
Родился я в тихом районе недалеко от Измайловского парка. У нас был маленький двухэтажный дом рядом с заводом. Я привык вскакивать по ночам от громких взрывов – неподалеку часто испытывали самолетные двигатели. Центр Москвы казался мне недосягаемым местом, сказочным. Но до войны я детство смутно помню.
Осознанность пришла уже в Оренбурге, мы переселились туда с мамой в начале войны. Отец ушел на фронт, дожил до победы, расписался на Рейхстаге, получил серьезное ранение, вернулся домой уже после войны. В ГДР были очень нужны хорошие инженеры, его не хотели отпускать. Когда он вернулся, мы переехали обратно в Москву. Центр оставался таким же недосягаемым, я всегда мечтал там жить. И мне это удалось.
Я добился своего в 33 года, когда женился во второй раз. Я тогда задал жене вопрос: "Где ты хочешь, чтобы мы жили?" Она ответила: "На Фрунзенской набережной". Там мы и стали жить. До этого я проживал у первой жены в ее крутых аппартаментах. Ее дедушка был первым Верховным главнокомандующим, министром юстиции, генеральным прокурором Николаем Крыленко. Это был интересный этап жизни, который я иногда вспоминаю.
Как вас воспитывали, каков был семейный уклад?
Мама поняла, что у меня хороший музыкальный слух, когда мне было лет пять. Меня тут же отдали в школу на класс скрипки. Мне нравился этот инструмент, мама часто аккомпанировала на пианино – получалось здорово. Мама была очень аристократичной, говорила по-французски, но диплома о высшем образовании у нее не было. Просто ее отец нанимал частных учителей дочерям, хотя сам был простым купцом.
Пока мой папа воевал, мама занималась моим развитием. Потом он вернулся, а через год родился мой младший брат. Все внимание родителей переключилось на него. Я постоянно ревновал, с малым все возились, любили его без памяти. Я самостоятельно дальше рос, сам по себе.
Во дворе с пацанами легко сходились?
Это хоть и странно, но меня всегда уважали. Во дворе нормально общались, да и в школе тоже. Страшный антисемитизм, который развился после войны, меня почти не касался. Я даже сам заступался за одного еврейчика из своего класса. Она такой забитый был, затюканный, я даже дрался за него, отстаивал. Хоть я и хилый поначалу был, а не боялся, и меня слушались.
На улице я тоже в авторитетах числился. У нас заводила двора был пацан лет 16, его все боялись жутко. Он реально здоровый был, жестокий. Но однажды мы сели с ним в шашки играть, мне лет 6 было. Я хорошо играл, но он тогда не знал этого, постебаться решил над мелким. А я его выиграл сходу. Он так разозлился, что доску мою новую выбросил в люк. Я тогда закричал: "Безобразник и злюка, достань шашки из люка!" Тогда остальные пацаны и стали звать меня "поэт".
Когда вы стали сочинять осознанно?
Класса с пятого стал складывать каламбуры на друзей. Потом в старших классах начал писать для школьной стенгазеты, стал редактором. Писал вольно, то, что думал. За это чуть не поплатился местом в комсомоле.
У нас решили создать копилку комсомольскую, туда жертвовали деньги в поддержку бедных африканских народов. Я сварганил частушку: "Что мне тратиться на милку? Просто так с ней похожу. В комсомольскую копилку лучше деньги положу". С тех пор я перестал быть главным редактором школьной газеты.
После школы вы уже определились, что будете поэтом?
Я с детства мечтал быть министром иностранных дел, вот только языки мне никак не давались. В старших классах попалась мне книга про Сталина, Троцкого. Я понял, что хочу изучать историю, появилось желание поступить в Институт историко-архивный.
Друзья и "знающие люди" говорили, что ничего у меня не получится. Туда не берут евреев. Но я все равно пытался. "Отлично" по истории получил, но не прошел, без объяснения причин. Это была трагедия, я даже впал в депрессию, но потом решил поступить на истфак в пединститут.
Вы были историком в школе?
В то время историков был перебор, не требовались нигде, а вот физкультурников не хватало. Я перешел на другую специальность, пять спортивных разрядов получил. Работал в школе, даже историком позже перевелся, но потом понял – не мое это. Стенгазета школьная – единственное, что мне было близко.
У меня был ученик один, звали Антон Петров. Я про него стишок написал: "К доске вызывают сегодня Петрова. Старую песенку слышим мы снова. На все у Петрова готовый ответ: "Заданье не сделал, учебника нет". Там еще были слова про "это мы не проходили, это нам не задавали". Много лет спустя, я показал этот текст Шаинскому. Так у нас родилась песня "Антошка". У этого героя есть реальный прототип.
С чего обычно у вас начинается работа над стихами?
Это работа с образами. Я сначала внимательно читаю сценарий, вживаюсь в характер героя. Мои песни часто начинаются со слова "я". Это не просто так. Например, "Я Водяной, я Водяной!" или "Я гениальный сыщик, мне помощь не нужна". Если же сценарий слабый, характер героя не прописан, то все сложнее. С тем же Водяным, например, так и было. Придумывал ему типаж сам, по наитию.
Было так: позвонил режиссеру: "Какой у твоего Водяного характер?". А он в ответ: "Ты же поэт песенник. Вот и придумай". Знаете, что я сделал? Залез в ванну, ручку и бумагу рядом положил. Лежал так мокрый, текст сам в голову пришел. Я люблю такие задачи, персонажи у меня всегда говорящие, глубокие типажи. Например, охранники короля в "Бременских музыкантах", им так тяжко на свете жить, потому и слова такие: "Ох, рано встает охрана!".
Режиссеры всегда давали вам самим решать, каким будет герой?
Нет, были такие, которые знали заранее, что мне надо написать. Некоторые даже пели мне, танцевали, чтобы я понял, какой этот персонаж. Такие режиссеры, как Гайдай, Захаров, Данелия, всегда сами прорабатывали героев. Тяжелее всего оказалось работать с Аркадием Райкиным над фильмом "Люди и манекены".
Он был кумиром моим, недосягаемым, звездой нереальной. И вот он сам ко мне приехал из Москвы в Малеевку, где я работал над "Хоттабычем". Я жил в съемной комнатушке, там не развернуться было. И вот стали мы с Райкиным нос к носу, он все сцены проиграл, как перед залом зрительным. Я был в шоке, от неожиданности даже не улыбнулся, хотя смешно было нереально.
Потом я в себя пришел, промямлил: "Аркадий Исаакович, просто скажите, что вы хотите". А он в ответ: "Не знаю! Решите сами". Я стою обалдевший, говорю: "Но хоть веселая или грустная должна быть песня?". А он снова мне: "Понятия не имею!". Долго я бился, но написал песню: "Ни грусти, ни веселья ни ночью и ни днем. В своей прозрачной келье мы призрачно живем". Очень эти слова понравились Райкину. Я был счастлив, до сих пор помню, с каким волнением представлял ему текст.
Чем вы живете сегодня?
Пишу песни, за последние годы создал более 200 новых текстов. Страна, правда, не знает их, никому они не нужны. Песни отнести некуда, некому дать послушать. Единственный у нас детский телеканал остался, но никто не обратился с предложением поработать вместе, никого не интересуют детские песни.
Я решил, что 21 августа заведу свой канал в Интернете. Буду туда выкладывать каждый месяц новые песни, сам исполнять их. Все заработанные деньги готов положить на это. Начну с ролика-представления, где расскажу о себе, поздравлю себя с юбилеем. Вот так вот креативно. Пусть люди слушают песни из фильмов и мультфильмов, кому интересно.
А ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ ЭТОМ?