Мы не любим просить...

Просьба — это смелость

Мы все испорчены броской фразой: “Никогда ничего не просите – сами предложат и сами все дадут”. Мы не любим просить. Мы молча ожидаем и обижаемся, или требуем. Нина мне недавно отлично проявила это различие.

Если подумать, почему мы не любим просить? Потому что просьба оставляет нас открытыми к двум потенциальным вариантам:

• нам откажут
• нам помогут, но тогда мы будем должны.

Мы не хотим слышать отказа, мы из поколения, которое росло в заборах из “нет”, на большинство наших фантазий, мечтаний, желаний, мыслей, глупостей. Причем не простого нет, и даже не уважительно аргументированного нет, а унизительного: “Нет, ты еще маленький”, “Нет, потому что я так сказала”, “Нет, что за глупости!”, “Нет, ишь ты придумал” и так далее. Нас боялись избаловать, нас мало успокаивали и мало терпели, мало носили на руках и мало принимали. “Нет” для нас почти равняется “нет, я не люблю тебя”, “нет, ты меня раздражаешь”, “нет, ты маленький, несуразный, глупый, непоследовательный”.

Мы не любим “нет”, и избегаем его, отказывая себе в праве просить. Мы научились не просить, как научились не просить ласки, нежности, понимания, помощи, поддержки, всегда того, что складывается в одно простое счастье.

Мы не верим, что можно сделать просто что-то для нас, просто так, без причин. Мы переделываем просьбы в поучительные объяснения с массой аргументов, как будто нам нельзя попросить просто так, без причин.

Но если прося, мы называем причины, мы несем другому определенное послание. “Помоги мне донести сумку, мне тяжело” – это уже не совсем просьба, а маленький легкий шантаж. Потому что чем больше аргументов есть на просьбу, тем меньше шансов сказать нет. “Нет” на “мне тяжело” означает “тебе не тяжело, ты несешь чушь, врешь и т.д.” или “мне плевать, что тебе тяжело”. Мы сообщаем другому, что в случае, если он откажется, он – по сути – плохой человек. Который либо не верит, либо ему на тебя плевать. А никто таким чувствовать себя не хочет.

А второе послание это – “если мне не тяжело, мне не нужно помогать”. Мне не нужно помогать просто так. Просто так, из любви и желания помочь. А именно это и есть та помощь, которая нам нужна.

Получается, что чтобы ее получить, мы должны просить просто так, не шантажируя. “помоги мне донести сумку”. Точка.

И еще получается, что если мы просим так, мы даем человеку право сказать “нет”. И готовы это “нет” принять, нравится нам или нет.

Вторая часть касается должествования, и также связана с обесцениванием. Если мы попросили и нам помогли, мы как-то внутренне “должны” теперь тоже помочь по просьбе. И это должествование обесценивает ту помощь, которую мы получим, потому что нам она дана уже не просто так, из любви и желания помочь, а как аванс, долг, который придется вернуть. А неприятно быть в долгу.

И вот этот парадокс вдруг уравнивается, когда понимаешь, что можно услышать нет, и, значит, можно сказать нет. Этого долга нет. Мы имеем право сказать “нет”, так же как принимаем “нет”.

А еще просить не страшно, когда не боишься “быть в долгу”. Прося, мы говорим “я прошу тебя просто так, я знаю, что твоя помощь будет чиста, и я готов тебе помочь в ответ, я не боюсь этой ответственности”. Просьба просто так – это смелость.

Это нелегко. Я вот сейчас учусь просить. Просто так. Я аргументирую только на вопрос “почему”. Вопрос не задан – вопроса нет – ответа или аргументации не требуется. Принимать “нет” я умею, это как-то было и раньше, мне здесь не сложно. Сегодня нет – завтра будет да, если мне не горит, то человек имеет право на свое желание, так же, как я на свое. И я говорю “нет”.

Самое интересное, что дети гораздо лучше реагируют на простую просьбу, чем на поучительную.

– Надо собрать игрушки.

– Я не хочу.

– Иначе будет бардак.

– А я устала.

– Я тоже устала, но игрушки собрать надо.

Мой ребенок пока такого не говорит, но я заранее слышу подростковое “тебе надо – ты и собирай”.

Просьбы нет. Есть “надо”, которое мало значит, не несет ни тепла, ни желания, ни моей просьбы. Нет моей готовности услышать, хочет она помочь или нет, и принять это. Нет моего обязательства быть благодарной. Нет моей готовности помочь в следующий раз. Быть в долгу, быть обязанной. Я ничего не готова ей дать, никак не готова открыться, я требую – пустыми, ничего не значащими словами и аргументами, нацеленными вселять чувство долга и вины.

Но! Я не хочу, чтобы мой ребенок помогал мне из чувства долга. Или вины. Я хочу то самое заветное любовное “просто так”.

– Ребята, помогите собрать игрушки

– Я не хочу.

– Ладно, тогда я соберу сама, подождите меня.

Это говорится без упрека в голосе, просто факт, я согласна, что они не хотят, я принимаю это.

– Ребята, помогите собрать игрушки. – Помогают молча

– Спасибо, малыши мои.

Еще раз подчеркну: у меня нет задачи заставить детей помогать мне каждый раз по просьбе. Я не вижу в этой задаче ни малейшего смысла. У меня есть задача, чтобы на моем примере и в сожительстве со мной ребенок постепенно научился:

• Просить, не чувствуя себя униженным.
• Принимать отказ, не равняя его нелюбви или собственной никчемности.
• Уважать “нет” другого.
• Говорить “нет”.
• Почувствовал и научился действовать согласно внутреннему позыву, а не под давлением шантажа, угроз, обвинений.

И все они касаются не только просьб. Как по мне, так это очень глобальные жизненные навыки, поважнее вежливости или умения читать к 3 годам.

Одна из моих любимых цитат:

“Если ребенок не может сказать маме “нет”, то как он скажет “нет” наркотикам”. опубликовано econet.ru

Автор: Ольга Нечаева