Он был привязан словом. Хозяин сказал : — «Ждать» и Гром ждал

Гром

Он был привязан словом. Хозяин сказал : — «Ждать» и Гром ждал… Ночь сменила день, а он продолжал ждать, никуда не уходя с указанного места. Ветвистое дерево на пустыре укрывало его от парящего солнца, но вот пить захотелось нестерпимо уже на вторые сутки.

И словно услышав безмолвную собачью молитву, хлынул дождь. Пес быстро утолил свою телесную жажду, но жажда души осталась неутоленной, а дождь все лил и лил, заливая все вокруг и даже густая листва спасительного дерева не спасала — там образовалась огромная лужа.

Недалеко виднелась крыша самодельной беседки, но Гром не мог покинуть своего места, ведь хозяин сказал «Ждать»… Ведь если он проявит слабость и скроется от холодных и мокрых струй, то хозяин не найдет его — этого Гром допустить не мог. Он был привязан… Привязан крепче самой крепкой цепи — он был привязан словом.

Снова солнце, а с ним пришел голод — несколько дней Гром заглушал его, вернее, пес его даже не чувствовал. Проходивший мимо мужчина протянул ему круассан, но Гром отвернулся… У чужих брать нельзя. Дети угощали его мороженным и шоколадом, но собака лишь глухо ворчала и уползала за ствол, сглатывая липкую тягучую слюну — он был так воспитан, еда — только из рук хозяина.

Четвертые сутки близились к концу, Гром продолжал ждать… Он прокручивал в голове последнее слово и интонацию: — «Ждать» — было сказано строго и с сожалением, вздох, прикосновение к прижатым ушам и взгляд, кинутый в полуобороте… Все как-то не так… Но хозяин сказал — «Ждать»!

Клацнув зубами поймал комара и покрутившись на месте, свернулся калачиком. Шаги… Женщина, она стоит рядом и ставит рядом с ним пластиковую миску. Там суп и размокшие куски хлеба — запах сводит с ума…

Гром заскулил и лежа стал отползать, оставляя за собой тягучие нити слюны, цепляющиеся за травинки. Женщина не уходила, наоборот, она сделала шаг и протянула руку. Гром подскочил и поджав трепещущий хвост, стал лаять. Но угрозы не получилось — лай звучал визгливо и жалобно.

— Ладно, я отойду, а ты ешь… — Шаг, второй — женщина отступила.

Гром засунул нос в землю, но аромат супа настиг его и там. На полусогнутых лапах он подошел и начал лакать, в упоении забываясь и хватая густую жидкость всей пастью. Он вылизал миску и в приступе раскаяния заскулил — он нарушил запрет, у чужих брать нельзя…

Он продолжал ждать, а его навещала лишь женщина и пес больше не был гордым — он ел. Гром рычал на нее, не подпускал, но ел, презирая себя за это. Она звала за собой, он огрызался. Принесла ошейник с поводком — Гром взрычал грозно и громко, никому он не даст к себе прикоснуться.

Она сдалась и больше не приходила. Гром ждал, уже не понимая, кого именно, в его мыслях смешались она, хозяин и он пристально вглядывался в ту сторону, с которой обычно появлялась она. И она появилась… Через два дня, с пустыми руками. Она присела, оказавшись с ним на одном уровне, тихо заговорила:

— Я долго думала, это твоя жизнь. Твоя и того, кто тут тебя оставил, не просто же так ты сидишь тут, абсолютно свободный, привязанный только словом. Я пойму тебя, но если ты выберешь не меня, то больше не появлюсь. Я не обязана ходить и утешать тебя — чужого и неблагодарного… Если ты выберешь меня, то все изменится, я обещаю. Так что выбирай.

Она поднялась и похлопав ладонью по бедру — призывая, пошла медленно прочь. Гром заметался — он десять дней ждал, ждал верно и преданно, он готов был ждать вечность, если бы знал, что точно дождется, но вот этот последний взгляд, взгляд сказавший то, что перекрыло слово — «Ждать», но Гром все эти дни отказывался верить.

Он метался и думал, а женщина удалялась. Бросив последний взгляд на слежавшуюся траву под стволом, где он провел эти дни, Гром побежал, за минуту догнав ее. Прикасаясь боком к ее ногам, он шел рядом. Ласковая ладонь прикоснулась к ушам и застыла на лбу — хвост дрогнул и пришел в движение.

Они шли рядом, крупный пес, держащийся зубами за ладонь и женщина, которая не смогла пройти мимо. Слово больше не держало Грома и он выпустив ладонь из пасти, стал крутится рядом, пританцовывая на длинных лапах. Он не знал, куда они идут, но он верил ей, верил всеми силами своей верной собачьей души.