Почему ты меня не бросил?

«Мы с женой не спим вместе уже 8 лет. – Сказал, как в прорубь прыгнул. Почти с порога. Видимо, долго собирался с духом, чтобы прийти. Так бывает. Высокий, худощавый, лет где-то вокруг пятидесяти, спортивный, с несмываемой печатью интеллекта на лице. В анамнезе, скорее всего, хайтек, теннис, велосипед или горные лыжи. О таких моя бабушка говорила «Интересный мужчина».

— Она… хорошая женщина. Нормальная, наверное. У нас взрослые дети. Просто я ей не интересен. В смысле секса, понимаете? Может быть, неприятен даже. Я и обнять ее не могу. Так, иногда по старой памяти потянусь, а ее аж передергивает. Не сильно, но заметно. В такие моменты я себя почти насильником чувствую. И жлобом каким-то. Человек же не хочет, а я… Но как можно не хотеть восемь лет?! Вот вы женщина, скажите, можно столько лет обходиться вообще без близости?»

Ух, и что мне теперь ему сказать? Нет, нельзя? Это бесчеловечно? Я не понимаю, как можно восемь лет прожить бок о бок с человеком без объятий, без поцелуев, без секса? Без того, что делает пару парой, а не соседями по квартире. Но это же мой опыт, а не его и не его жены.

— А почему вы пришли сейчас? Не год назад, не три, не пять…

Такая пара не одна, их десятки, а, скорее всего, даже сотни или тысячи. Они живут вместе много лет, потому что «этожесемья», «унасжедети», «онабезменяпропадет», «мытолькоквратируобставили»… Как ни грустно, но мужчина обращается, либо уже запутавшись в походах налево, либо пойманный с поличным и лишенный незаконного источника тепла, либо однажды утром обнаружив отсутствие эрекции, либо, когда жена внезапно ушла и оказалось, что с другим мужчиной у нее все «работает».

Часто речь идет о парах поженившихся рано, когда мало что понимаешь даже о себе, а уж о жизни и о других – вообще ничего. «А что мы смыслили в любви, а что в гидравлике?» И потом было непросто, ребенок, карьера, еще ребенок, еще карьера, квартира, ипотека. И никто-никто не объяснял, что радость прикосновений, которую вы давали друг другу вначале, стоит беречь, растить, уделять этому время. Ну, правда, 30-40 лет назад об этом так мало думали, а говорить, по-моему, было вообще неприличным. Даже под одеялом.

Вот и не говорим. А потом, ко мне приходят мужчины, уже отчаявшиеся найти тепло и близость у женщины, с которой они живут 20 лет. И женщины… Вы думаете, женщины не приходят? Или они не хотят тепла? Еще как хотят. Только тоже приходят почему-то, когда уже катастрофа. И тогда она сидит напротив меня и спрашивает сквозь еле сдерживаемые слезы и гнев: «Почему он не бросил меня 10 лет назад?!»

Вы знаете, кто такие «кастрирующие жены»? Довольно модный нынче термин в определенных кругах. Впрочем, политкорректные американцы предпочитают называть это «emasculation» – демаскулинизацией. Это такие страшные женщины, которые лишают мужей секса, тепла, близости. Иногда они лишают их даже просто инициативы и берут на себя власть – замечательный образ медсестра Рэтчед из «Пролетая над гнездом кукушки», или наоборот становятся донельзя беспомощными и несчастными, так что мужчине не остается ничего, как принять на себя роль отца – а спать с дочерью, это, простите, инцест. Или, еще раз наоборот, такой заботливой матери, как жена, еще не знал мир. И опять-таки, какой извращенец будет трахать собственную мать?

Впрочем, если вы думаете, что я сейчас свалю все на злобных женщин, то не надейтесь. Все-таки, спасибо тебе, дорогой боженька, ты не создал меня мужчиной. Ни одна «зубастая вагина» не может существовать без охваченного ужасом беззубого пениса.

Каким образом женщина отказывается от секса? Вообще или в союзе с этим конкретным мужчиной. Как случилось, что женская сексуальность стала… Необязательной. Нет, как предмет, пользующийся спросом, и объект торговли она вполне процветает. Но это не про Эрос, это про натуральный обмен или товарно-денежные отношения. А куда же девается естественная сила и жажда прикосновений в союзе любящих людей?

«Ни один историк не смог убедительно объяснить, как случилось так, что при переходе от ранних цивилизаций к периоду античности женщины утратили свой привилегированный статус. Во времена Платона (427–347 гг. до н. э.) совершенный сексуальный союз рассматривался как союз между мужчиной и мальчиком. Жены нужны были древним грекам только для продления рода. Удовольствие стало уделом узкого круга женщин — гетер, или куртизанок, жены же жили в достатке за стенами частных домов, скованные с юридической точки зрения узами брака. Исключением была поэтесса Сапфо с острова Лесбос, воспевавшая женский эротизм и подарившая нам первые яркие метафоры женского возбуждения и оргазма в западной поэтической традиции. (Полагаю, она была не одна такая, но след оставила самый заметный).

Писания апостола Павла кодифицировали и закрепили на следующие два тысячелетия представление о том, что сексуальность — это стыдно и неправильно, а необузданная женская сексуальность, пусть даже в браке, особенно постыдна и греховна. По ходу становления церкви в Европе и подъема Священной Римской империи учение Павла стало синонимом христианства, а христианство — синонимом западной культуры в целом». 

«Вагина. Новая история женской сексуальности». Наоми Вульф

Так что, «секса нет» это не про покойный Советский Союз, это про весь Запад, к которому мы себя относим. Где женственность и женское начало в лучшем случае проецируется на образ Девы Марии с ее непонятно как зачатым младенцем Иисусом. Совешенно асексуальная история. Да, конечно, 60е годы, сексуальные революции, дети цветов, перестройка, повсеместное распространение противозачаточных средств. Но иногда такое ощущение, что это только «для молодежи». А не для пар, проживших вместе какой-то немаленький срок. Причем, там уже «секса нет» не только для женщины, но и для мужчины, если он остается в рамках заповеди «не прелюбодействуй».

Это на уровне общества, а что происходит в конкретной паре? Почему все-таки двое остаются вместе, когда женщина отказывается от близости, а мужчина соглашается с этой ситуацией? Кстати, бывает и наоборот. Любовь – это всегда пространство между двумя полюсами – свободным творчеством, бурлением страсти и надежностью. И именно это напряжение полюсов дает силу живому чувству. Когда отношения питаются одной лишь надежностью, из них уходит Эрос. И мужчина, и женщина продолжают держаться за мнимую безопасность и отрезают от себя все больше и больше. «Необязательного». Не жизненно важного. Того, без чего можно выжить.

— Ведь никто не счастлив на 100%. Вы же специалист, вы должны это знать.

— Наверное, никто. А вы на сколько процентов счастливы? – ответа я не получила.

При этом, чем дальше, тем труднее. Ведь уже столько вложено, столько терпели. Столько дней, месяцев, лет без секса, без тепла, без близости. И теперь от этого отказаться? Это про очередной договор с дьяволом, молчаливое соглашение: «Я отказываюсь от радости, а мне за это…» Штука в том, что «за это» чаще всего никем не проясняется. Безопасность? Какая? Финансовая? Эмоциональная? Присутствие кого-то нелюбимого до зубовного скрежета рядом на старости лет? На фоне Пушкина снимается семейство? Важно не побояться и задать себе эти вопросы. Так, на всякий случай. Вдруг окажется, что вы не так уж любите воду в стаканах.

Разрушить договор с дьяволом может только конфликт. Нет, не эти мелкие уколы раздражения, которыми пронизаны отношения, когда из них уходит Эрос и желание. Настоящий разговор о том, что происходит. Разговор, который снимает покров тайны с того «о чем и так все знают». Открыто пойти на конфликт часто означает снять дьявольские чары. Но в этот конфликт приходится идти, как самурай, заранее приняв смерть еще перед боем. Ты понимаешь, что это столкновение может стоить тебе жизни, за которую ты так долго держался мертвой хваткой.

Той жизни больше не будет, тебе придется пожертвовать ей, ради возможности стать счастливым самому и дать шанс на счастье тем, кто рядом с тобой. Вместе с тобой или без тебя. И неважно, что ты давно уже отказался от той яркой, манящей, обещающей все жизни, как в юности. Сейчас ты живешь в очень понятной коробочке, где тебе известен каждый угол и каждая дырка, через которую иногда можно подышать. Это ничего, что тесно и давит, зато хоронить, наверное, будет удобно

Тебе придется пожертвовать таким обжитым, таким знакомым комплексом Жертвы. И не только тебе. Вы ведь так давно живете «не для радости, а для совести». Ради «беспомощного» партнера, ради детей, ради сохранения лица перед кем-нибудь, ради финансовой стабильности. Вы так привыкли к роли жертв, что переход к агрессии происходит совсем незаметно. «Отстань, дура!», «Вечно ты!», «Возьми сам!», «Не дергай меня!», «Почему дети опять?!..», «Не ори!», «Не трогай меня, ничтожество!», «Я устал и хочу спать!». Слова, которые прежде были невозможны, становятся обыденными. Стычки заменяют контакт, ваше «мы», возможно, еще живо, его энергия еще мечется между вами словно молнии.

Потом и это уходит. Вы… «приспосабливаетесь». Вы тотально одиноки, но все равно остаетесь на том же месте. Упорно, зубами держитесь за статус кво, не решаясь признать ни одну из возможных реальностей. На самом деле, разговор намного шире сексуальности, хотя мало что может дать нам более полное ощущение жизни, близости, доверия. Разговор о том, чтобы разрешить себе наконец разговаривать о том, что происходит между вами, пока не поздно. Разорвать договор с дьяволом и заключить с друг другом контракт, если это еще возможно.

Когда мы вступаем в отношения, хорошо бы понимать, что мы заключаем друг с другом контракт на разных уровнях нашей личности. На уровне родителя мы договариваемся заботиться о потребностях и защите, на уровне взрослого мы договариваемся разговаривать словами о том, что с нами происходит, на уровне свободного ребенка мы договариваемся радоваться вместе. Обычно мы ничего такого не проговариваем. А жаль. Хотя бы потому, что особенно быстро мы забываем о том, что собирались не только вместе «тянуть лямку», но и радоваться.

В общем, если в вашей паре нет секса, вам, скорее всего, не к сексопатологу. Перво-наперво имеет смысл признать, что вы уже много лет живете в ситуации «не кормят и не хоронят». Но при этом никак не решаетесь открыть шкатулку Пандоры. Ваше дело. Только не забывайте, что на дне там лежала Надежда ))

Автор: Анна Зарембо