Русская душа — потемки: и на родине плохо, и за границей

Полгода назад ездил в Германию, в Берлин. Зашел вечером в бар неподалеку от гостиницы, чем-то похожий на тот, в который захаживал сам Штирлиц. Заказал кофе, сижу, пью. Рядом тройка очень молодых и очень веселых немца. Один из них постоянно что-то кричал, порядком достал уже. Я допил свой кофе и собрался на выход. Проходил мимо барной стойки с тремя балагурами, и именно тот, самый горластый, решил ко мне обратиться. Похлопал меня по спине, тем самым зазывая к ним в компанию. Я улыбнулся ему и пошел себе дальше. Горлопан спрашивает, немец ли я. Я говорю, что нет, русский я, русиш. Парня сразу будто подменили. Он изменился в лице и моментально притих. Я пошел дальше. Но мне крайне польстила такая реакция того молодого немца. Русский эффект был произведен.

А я истинно русский. Самый что ни на есть настоящий. Со стороны отца есть татарская кровь, со стороны матери — украинская. Со стороны прабабушки намешано немного таинственной литовской кровушки. Чем не русская ДНК? Самая правильная как раз. Шикарна своим многообразием.

И это многообразие моих хромосом, вместе с травами Вятки, вениками из березы, солеными грибами-рыжиками, мамиными песнями, произведениями великого Чехова, красной икоркой чукотской, матом бабы Глаши из деревни, старыми потрепанными папиными письмами, фильмами Гайдая, сохнущим бельем на веревках во дворе, скрипичными произведениями Чайковского, хриплыми голосами радио на кухне, настойками нашего соседа Петровича — это все я, широкий и глубокий человек. Настолько широк и глубок, что аж страшно.

Русский человек — растерзанный, расхристанный, распахнутый. Настолько, что одна нога на Камчатке, а другая аж в Карелии.

И это не я такой оригинальный. Нет, я просто типичный русский человек. С загадочной душой, задумчивым взглядом и опасным характером. Созерцаю. Как у Достоевского в “Братьях Карамазовых” созерцатель копит, копит впечатления, а как накопит, так сорвется и подастся в скитания, в Иерусалим за спасением. Или деревню свою сожжет. Или все вместе взятое.

Русский человек — растерзанный, расхристанный, распахнутый. Настолько, что одна нога на Камчатке, а другая аж в Карелии. Русский человек и украсть может, и тут же отдать украденное другому жулику. И глубоко религиозным может быть, и программу новостей смотреть может по главному каналу.

Русский человек не просто копает свой участок огородный, или сидит в своей хрущевке. Он в это время созерцает. Половину планеты созерцать успевает. Русский человек привычен к этому. Все русские люди — геополитики. Если б захотел, чесноком засеял бы дорогу от Урала до Франции.

Сейчас русских тревожит Сирия. Возможно, раковина у русского на кухне забилась, но он сначала узнает, как там в Сирии дела, а уж потом только раковину прочистит. Сирия главней родной раковины.

Известный ученый Павлов в начале двадцатого века написал труд о русском уме. Русский ум, по его мнению, — поверхностен. Не любит русский человек долго задерживаться на чем-то, не нравится ему это. Хотя сам Павлов или даже Менделеев опровергал это своим жизненным опытом, но мысль здравая. Русский-то поэтому и пьет так много. Ему так много думать надо, осмыслить все, а с рюмкой все понятней становится. Ускоряются процессы мира. Три рюмки, да без закусывания, и сразу разберемся с мировой политикой. В России надоело, а за границей муторно как-то.

Пару десятков лет назад я был знаком с двумя итальянками. Они приехали из самой столицы Италии, Милана. Учились там в университете местном. А к нам приехали писать дипломы о нашей великой культуре. Культуру русскую они сразу прочувствовали. Водка им в этом помогала. В гости ко мне приезжали и сразу бутылку водки из сумки доставали. У вас ж принято так, говорят они. Ну я и показал им великую русскую культуру. Не упал в грязь лицом, так сказать. Наливал полные рюмки, пил, не морщась. Итальянки были в восторге. Восхищались и хлопали в ладоши. Ох, сколько ж я с ними тогда рюмок опрокинул. И ведь устоял, даже глазом не моргнул. Кремень. Русский. Защитил честь родины, России-матушки, не посрамил ничуть. Даже одной из них потом помогал диплом дописывать. С похмелья русским и думается лучше.

Русский человек очень любит покой. Дремотный и сытый. Чтобы стол был накрыт хорошо, зарплата всегда в срок выплачена, а по телевизору Якубович неизменный. Если что-то вдруг не так, то это расстраивает русского человека. Но не сильно и ненадолго. Потому как каждый русский знает, что завтра может быть еще хуже. Всегда в буфете должна быть заначка из банок тушенки. На черный день. Вот и я подумываю пойти в сетевой магазин и закупиться той самой тушенкой. А то вдруг черный день, а я не готов до сих пор. Нехорошо это.

Русский человек при первом же удобном случае норовит уехать за границу. От “свинцовых мерзостей”. Пушкин тоже всю жизнь пытался сорваться — не пускали его. А Гоголю удалось сбежать в Италию, и рад он этому был, словно ребенок. Италию он обожал. Россия, говорил Гоголь, снилась мне, а Италия — она моя, я здесь родился и вырос. Но когда русский поживет за границей, архитектуру насмотрится, барокко всякое, орган местный наслушается, поест там еду заморскую, вина старые и пыльные, одежду модную прикупит, технику хорошую, и так ему это все надоест, аж тошно становится. Эти стандартные улыбочки местных жителей, натянутые и неестественные. А по чему тоскует русский человек, он и сам не знает ответа на этот вопрос. И ни один великий писатель не знал. Не по зиме снежной тоскует русский, и не по подлецам. Русская тоска такая же таинственная, всеобъемлющая и необъяснимая, как и русская душа. Тоска эта тревожит, как звон колоколов, который разносится над полями и холмами. Как песня в случайной электричке, как бесконечный и так надоевший ремонт у соседей сверху. В России русскому человек надоело жить, а зарубежом — очень уж муторно.

Русский человек живет между небом и омутом, серпом и молотом.

Любит русский человек родину свою ругать при любом удобном и не очень случае. В политике одни воры, подлецы и мерзавцы, разворовали всю страну. Дороги отвратительные. Законы не работают, зарплаты нищенские, будущее вообще не светлое. Сам ругаю родину, буду честен. Но если при мне иностранец какой или даже русский, давно уехавший из России, что-то про страну мою плохое скажет, гадости какие-нибудь — тут держите меня семеро, я за себя не отвечаю. Зверею. аж морду набить готов.

Это моя родина, моя страна, моя Россия-матушка. Если она плохая, значит и я плохой. Но мучаться и справляться с трудностями и горестями мы должны вместе. А какой русский без страданий? Нет ведь таких вообще. А если уезжать из России, то куда податься? Да и зачем это надо. Русскому человеку весь мир — это чужбина. Здесь родились, выросли, работаем, живем. Здесь и помирать должен русский человек. Нечего за границей помирать. Негоже это, не по-русски. А гроб мне сколотит пьяный мастер Безенчук. И положит туда пусть несколько банок тушенки хорошей. На черный день. А вдруг “там” будет еще хуже.